Этапы и проблемы в разработке Четвёртой Политической Теории. Часть II. 16 мар 2012, 16:49
Александр Дугин

Этапы и проблемы в разработке Четвёртой Политической Теории. Часть II.

Четвертая Политическая Теория - и в этом ее сущностная черта – отвергает все формы и разновидности расизма, все формы нормативной иерархизацией обществ по этническому, религиозному, социальному, технологичсекому, экономическому или культурному признаку. Общества можно сравнивать, но нельзя утверждать, что одно из них объективно лучше других. Такая оценка всегда субъективна, а любая попытка возвести субъективную оценку в статус теории является расизмом. Такая попытка антинаучна и античеловечна. Различие обществ ни в каком смысле не может означать превосходства одних над другими. Это аксиома Четвертой Политической Теории, которая стоит в ее центре. При этом, если антирасизм напрямую бьет в идеологию национал-социализма (то есть в третью политическую теорию), он же косвенно затраивает и коммунизм с его классовой ненавистью и либерализм с его прогрессизмом, а также присущими ему формами экономического, технологического и культурного расизма. Вместо однополярного мира Четвертая Политическая Теория настаивает на многополярном; вместо универсальности – на плюриверсальности, что блестяще подчеркнул в своей книге Ален де Бенуа21.

Четко выделив основной вектор на отвержение всех форм и разновидностей расизма, включая присущие национал-социализму биологические формы, можно обозначить то, что Четвертая Политическая Теория может у него позаимствовать. Отвергая решительно любые намеки на расизм, мы, по сути, разрушаем герменевтический круг национал-социалистической идеологии, обезвреживаем ее содержание, подрываем ее целостность и несущие основы. Без расизма национал-социализм уже не национал-социализм – ни теоретически, ни практически: он обезврежен, обеззаражен, и теперь можно безбоязненно переходить к его объективному анализу в поисках идей, которые можно было бы интегрировать в Четвертую Политическую Теорию.

Здесь можно отметить положительное отношение к этносу, к этноцентруму, к тому бытию, которое складывается в структуре этноса и устойчиво сохраняется на протяжении самых различных этапов, включая высокодифференцированные социальные образования. Эта тема нашла глубокое отражение в некоторых направлениях философии Консервативной Революции (например, у К.Шмитта в его теории «прав народов», у А. Мюллера ван ден Брука и т.д.) или в германской школе этносоциологии (В.Мюльман, Р.Турнвальд и т.д.). Этнос как культурное явление, как община языка, культа, быта, совместного ведения хозяйства, как органическое существо, вписанное во «вмещающий ландшафт» (Л.Гумилев), как тонкая система по выстраиванию моделей брачных союзов, как всегда уникальный способ налаживания отноше- ний с окружающим миром; как матрица «жизненного мира» (Э.Гуссерль); как базовый источник всех «языковых игр» (Л.Виттгенштейн) – это высшая ценность для Четвертой Политической Теории. Конечно, ни в национал-социализме, ни в фашизме этнос не стоял в самом центре внимания. Но либерализм как идеология, призывающая к освобождению от всех форм коллективной идентичности, вообще не совместим с этносом и этноцентрумом и является выражением системного теоретического и технологического этноцида.

Не слишком большое внимание этносу уделяла и марксистская идеология, считающая, что этнос преодолевается в классовом обществе, а в буржуазном и, тем более, пролетарском от него не остается и следа, откуда и проистекает абсолютизация принципа «пролетарского интернационализма». Единственно, где этносу досталось хоть какое-то внимание – это диссидентские и довольно маргинальные в общем политическом мэйнстриме течения «третьего пути», хотя нацистская ортодоксия и перекрывала органичное развитие этносоциологической темы своими расистскими догматами.

Как бы то ни было, у этноса, у этноцентрума (В.Мюльман) есть все основания быть рассмотренными в качестве претендентов на статус субъекта Четвертой Политической Теории. При этом следует вновь и вновь обращать внимание на то, что мы рассматриваем этносы во множественном числе, не пытаясь установить между ними какую бы то ни было иерархическую систему: этносы различны, но каждый из них в нем самом универсален; этносы живут и развиваются, но эта жизнь и это развитие не укладываются в какую-то одну парадигму, они открыты и всегда самобытны; этносы смешиваются и разделяются, но ни то, ни другое не есть само по себе благо или зло – критерии оценки вырабатывают сами этносы и всякий раз по-своему. Из этого можно сделать много выводов. В частности, можно релятивизировать само понятие «политики», которое исходит из нормативности города, полиса и, соответственно, из урбанистической модели самоорганизации общины (или общества), и рассмотреть в качестве общей парадигмы то, что Р.Турнвальд называл «Dorfstaat» - - «страна-деревня»22. «Страна-деревня» - это альтернативный взгляд на политику с позиции естественного проживания этноса в балансе с окружающей средой, то есть с позиции не города (проецирующего свою структуру на страну), но с позиции деревни, провинции, с позиции того, что было периферией в классической политике, но становится центром в Четвертой Политической Теории. Впрочем, это только один из примеров тех возможностей, которые открываются в случае признания этноса субъектом истории. Но и он показывает, насколько серьезными могут быть трансформации самых базовых политических понятий и насколько радикальным может стать пересмотр устоявшихся догм.

Теперь о том, что можно было бы взять от второй политической теории, от коммунизма. Прежде, однако, о том, что стоит в нем отбросить, чтобы обрушить его «герменевтический круг». Неприменимым в коммунизме является, в первую очередь, исторический материализм и идея однонаправленного поступательного прогресса. Ранее мы уже говорили о том расистском элементе, который заложен в идее прогресса. Особенно отвратительно он выглядит именно в историческом материализме, который не просто ставибудущее над прошлым, грубо нарушая тем самым «права предков», но и приравнивает живое «человеческое общество» (Р.Турнвальд) к механической системе, действующей по независимым от человека и человечества, однообразным и единым для всех материальным законам. Материализм, механицизм и экономический детерминизм составляют в марксизме наиболее отталкивающий момент, который на практике выразился в уничтожении духовного и религиозного наследия тех стран и обществ, где марксизм исторически победил. Высокомерное презрение к прошлому, вульгарно-материалистическая интерпретация духовной культуры, экономоцентризм и положительное отношение к процессу повышения социального дифференциала в общественных системах, идея класса как единственного субъекта истории – все эти стороны марксизма Четвертая Политическая Теория отбрасывает. Но без этих компонентов марксизм (и, шире, социализм) перестает быть самим собой, а следовательно, и он обезвреживается как полноценная идеология, распадаясь на отдельные составляющие, не являющиеся более чем-то цельным.

Полный текст... Этапы и проблемы в разработке Четвёртой Политической Теории. Часть I. 16 мар 2012, 16:15
Александр Дугин

Этапы и проблемы в разработке Четвертой Политической Теории. Часть I.

Будучи сторонником циклического развития и противником Френсиса Бекона с его идеей накопления знаний, я все-таки хотел бы предложить развивать и корректировать подходы к определенным темам и направлениям мысли в поступательном ключе. Мы не раз обращались к прояснению содержания понятия «консерватизм». Мы провели серию конгрессов и научных симпозиумов, посвященных Четвертой Политической Теории. Будем считать, что эти усилия, результаты которых опубликованы в журналах1, научных сборниках, отдельных монографиях и на Интернет-сайтах 2 не прошли даром, и почтенная публика, так или иначе, с ними знакома. Поэтому предлагаю двинуться дальше.

Продемонстрирую конкретные примеры того, что было сделано в продвижении дискуссии о Четвертой Политической Теории, и, соответственно, зримые результаты деятельности Центра Консервативных Исследований Социологического факультета МГУ3 и Санкт-Петербургского Консервативного Клуба при философском факультете СПбГУ4. Это две книги, изданные (подчеркиваю) в Санкт-Петербурге, в замечательном санкт-петербургском издательстве «Амфора»: Ален де Бенуа «Против либерализма. К четвертой политической теории»5 и А. Дугин «Четвертая Политическая Теория» 6. Книга философа Алена де Бенуа, который выступал в СПбГУ в рамках Дней Санкт-Петербургской Философии, является компендиумом его философских и политологических взглядов на основные проблемы современности: глобализацию, экономический и социальный кризис, процесс европейской интеграции, новые политические и социальные тенденции, отношения Европы и России, гуманизм и т.д. Все эти проблемы рассматриваются с позиций критики главенствующей в мире либеральной идеологии (первой и самой устойчивой политической теории), которая, оставшись после краха коммунизма вне конкуренции, стала приоритетным объектом для критики со стороны тех, кто ясно осознает негативные стороны современного положения дел в политике, социальной сфере, экономике, культуре, идеологии и т.п. и ищет альтернативы. Старые альтернативы либерализму – коммунизм и фашизм – исторически преодолены и отброшены: каждый – по-своему, но они продемонстрировали свою неэффективность и несостоятельность. Поэтому поиски альтернативы либерализму следует вести где-то еще. Эта область поиска и обозначена как поле Четвертой Политической Теории. Такой подход точно соответствует заявленной теме: «Консерватизм: будущее или альтер- натива?» Если мы задумываемся об альтернативе и связываем ее с проектом будущего, то мы должны ясно осознавать, об альтернативе чему идет речь. Ответ прост: либерализму как доминирующему глобальному дискурсу. Поэтому единственная содержательная альтернатива логически должна быть направлена против либерализма. Отсюда и название книги Алена де Бенуа. Правда, остается вопрос: годится ли на эту роль консерватизм? Ответ частично мы услышали в выступлении де Бенуа, где он подверг критике либеральную теорию прогресса. Такой философский подход выдвигает консерватизм как мировоззрение либо релятивизирующее, либо вовсе отвергающее прогресс, в наиболее логичные кандидаты на альтернативу либерализму. Остается лишь уточнить, о каком, собственно, консерватизме идет речь: ведь очевидно, что либеральный консерватизм не может рассматриваться как альтернатива либерализму, будучи его разновидностью. Так, методом исключения мы уточняем пропозицию: альтернативу либерализму следует искать в нелиберальных версиях консерватизма. Все это логично, так как сам де Бенуа известен как философ консервативных взглядов (иногда его относят к зачинателям направления европейских «новых правых»), а каких именно консервативных взглядов, видно из только что изданной книги.

Еще одно замечание относительно названия книги де Бенуа. Многие вспомнят другой мировоззренческий манифест, направленный против либерализма, который называется «После либерализма»7 Иммануэля Валлерстайна. При сходстве названия и объекта критики, здесь есть существенное различие. Валлерстайн критикует либерализм слева, с неомарксистских позиций. И как любой марксист он видит в либерализме (буржуазной демократии, капитализме) фазу исторического развития, которая является прогрессивной по сравнению с предшествующими фазами развития (например, с феодализмом или рабовладельческим строем), но прогры- вает тому, что должно прийти после нее – социлизму, коммунизму и т.д. Речь идет о критике «слева» и в чем-то с позиций будущего (что и выражено в названиии книги Валлерстайна – «После либерализма»). Это типичная черта марксизма. Для де Бенуа далеко не очевидны ни превосходство либерализма над прежними историческими типами общества, ни плюсы коммунистического будущего. Поэтому за сходством названий стоит фундаментальное различие в исходных позициях авторов: у Валлерстана мы имеем дело с критикой «слева», у де Бенуа – с критикой «справа». Другое отличие состоит в отношении к либерализму: у Валлерстайна конец либерализма предрешен самой логикой социально-политической и социально-экономической истории, и поэтому он легко говорит о «после», в то время как для де Бенуа вопрос остается открытым: с либерализмом надо сражаться, но в этой морально и исторически оправданной борьбе нет никаких заведомо гарантированных результатов. Важно биться против либерализма здесь и сейчас, важно наметить его уязвимые точки; важно выковывать мировоззренческую альтернативу – но будущее в наших руках, и оно открыто, а не предопределено. Валлерстайн в той или иной сте- пени механицист, как и любой марксист, де Бенуа – органицист и холист, как и любой (настоящий) консерватор.

Полный текст... Диффамация идей Платона о государстве на Западе 26 ноя 2011, 05:14
Леонид Савин

Диффамация идей Платона о государстве на Западе

Философские идеи Платона по отношению к политическому устройству с самого начала на Западе, включая Грецию, которая считается родиной западной философии, начали подвергаться критике и искажению даже среди его последователей, хотя одним из первых его оппонентов считается Диоген, который по преданию, ссылаясь на хронологию трудов Платона, спросил, как может быть так, что государство появилось до законов? Конечно же, и сами киники принадлежали к материалистической философской школе, бывшей в оппозиции идеалистической, поэтому данный риторический ход вполне объясним. На Западе одним из фундаментальных неоплатоников, до второго открытия текстов собственно Платона и Аристотеля у арабов и новых переводов был Августин. В своем труде "О граде Божием" он неоднократно цитирует и ссылается на Платона как на важнейшего мыслителя, однако, как указывает Этьен Жильсон в своей работе «Философия в Средние века» на мировоззрение Августина сильно повлияло манихейство. "Манихеи обещали привести его к вере в Писание путем чисто рационального познания — Августин же с момента обращения поставил себе задачей посредством веры в Писание достичь заключенного в нем разумения. Безусловно, принятию истин веры должна предшествовать определенная работа ума; хотя эти истины недоказуемы, можно доказать, что в них допустимо верить, и это — задача разума. Следовательно, вере предшествует вмешательство разума, но есть и второй этап интеллектуальной работы, который следует за верой. Основываясь на переводе текста Исайи в Септуагинте — впрочем, не вполне точном, — Августин не устает повторять: «Если не уверуете, не поймете» («Nisi credideritis, non intelligetis»). Истины, открытые Богом, необходимо принять верой, если желаешь затем приобрести некоторое рациональное знание — знание о содержании веры, доступное человеку здесь, на земле. В знаменитой 43-й проповеди эта мысль о двоякой деятельности разума изложена в виде великолепной формулы: «пойми, чтобы уверовать, веруй, чтобы понять» («intellige ut credas, crede ut intelligas») "(1) .

Вероятно, манихейское учение, которое разделяет мир на два онтологических принципа добра и зла, и повлияло на его теорию двух градов, где он исказил первоначальные идеи в гностическом духе. “Земное отечество”, по Августину, созданное сынами Каина, никак не является положительной политической ценностью.

А так как по своей глубине творчество св. Августина далеко превосходило все более ранние проявления христианской мысли, в том числе, связанной с идеями государства, то и оказало мощное влияние в последующие века. Непосредственно «О граде Божием» сформировало доктрину «двух мечей», возникшая на рубеже XII и XIII вв. в Западной Европе, согласно которой обе власти, церковная и государственная, одна непосредственно, а другая опосредованно, восходят к Римскому епископу. Светские государи в средневековом Риме считались вассалами папы; папы усваивали себе тогда право не только короновать императоров и королей, но и лишать их престолов. Отгон Фрейзингенский из ордена цистерцианцев и Фома Кентерберийский в XII в. продолжили теоретизировать по поводу разделения властей. Фома в письме королю Генриху II заявлял: «Церковь Божья состоит из двух сословий — духовенства и народа...; среди народа живут короли, князья, герцоги, графы» и т. д. На основе этих учений появилась теория папоцезаризма, а как его негативный двойник позже и цезаропапизм, который как термин прослеживается с середины XVIII в., когда он стал употребляться в критике со стороны протестантских богословов в отношении предшествовавших им конфессий.

Вполне логично, что появление противоборствующих группировок гвельфов и гибеллинов в Италии, вытекает из этих интенций.Весьма интересно, что тема государства как симфонии духовной и светской власти на западе так и не появилась, хотя была основательно разработана в Византии. Кстати, на Руси произошел перегиб, который можно отнести к папоцезаризму, когда патриарх Никон пытался узурпировать полномочия светских властей.

Жак Ле Гофф точно подметил, что на средневековую мысль сильно повлиял и аввероизм, т.е. переводы Аристотеля и комментарии западноарабского философа Ибн Рушда. Аввероист Уильям Оккам, именуемый отцом современной эпистемологии, выдвинул тезис, что так называемые идеи суть не что иное, как сами вещи, производимые Богом и исходным пунктом познания мира является знание об индивидах. И разработанная при активном участии аввероистов школа схоластики склонялась «к освобождению политики от морали, к тому, чтобы отдать преимущество индивидуальной воле, а не сущностной объективной реальности, что социальный порядок сводится к механическому равновесию, а природа подменяется договором» (2) .

Эту линию диффамации платонизма продолжили первые утописты. Томмазо Кампанелла, который был доминиканцем и вел борьбу с иезуитами, в отличие от Платона строит управление государством по принципу широкой выборности, однако избранная власть не подчинена никакому контролю. Кампанелла также являлся протоглобалистом и считал, что объединение человеческого рода осуществится при условии, если все народы земли будут объединены единой властью.

У Томаса Мора, который придерживался католических взглядов, во многом идеалы совпадали с идеями Платона. Он указывает, что причина всех пороков и бедствий — это частная собственность и обусловленные ею противоречия интересов личности и общества, богатых и бедных, роскоши и нищеты. Частная собственность и деньги порождают преступления, которые нельзя остановить никакими законами и санкциями. Обратите внимание на продолжающееся противопоставление бедных и богатых, где имплицитно заложена идея о богоугодности богатых и греховности бедных, что будет доктринально развито в различных протестантских течениях.

В модели государства Мора есть несменяемая должность князя, если он не заподозрен в стремлении к тирании. Утопийцы гнушаются войной, но постоянно упражняются в военных науках, однако признают вполне справедливой причиной для войны тот случай, когда какой-либо народ, владея попусту и понапрасну такой территорией, которой не пользуется сам, отказывает все же в пользовании и обладании ею другим, которые по закону природы должны питаться от неё. И в этом посыле можно видеть оправдание британского геополитического экспансионизма.

Следующая волна утопистов уже пыталась реализовать свои идеи на практике. У Сен-Симона, например, имеют место две важнейшие составляющие: управление обществом на научных принципах и ведущая политическая роль научно-промышленных специалистов. В трудах этой плеяды утопистов мы уже видим секуляризацию и последующий за нею нигилизм.

Кроме того, как верно заметил Пол Холландер, на практике попытки утопистов убрать пути к самореализации или создания необходимых условий ведет «к таким программам и политике, которые нацелены на модификацию и изменение человеческой природы или на то, чтобы поведение человека, по крайней мере, можно было предсказать, что связано с далеко идущими последствиями, заложенных в утопических планах»(3). Поэтому вполне понятно появление на Западе расистских теорий, различных форм биополитики, евгеники, где, по Фукуяме, возможно и оправдано генетическое и фармакологическое моделирование будущих поколений и прочих социальных экспериментов. Позднее Поппер, неправильно интерпретируя идеи Платона, сам будет ставить ему в вину биологический расизм.

Следующий важный автор, повлиявший на философию политики в Западной Европе, был Никколо Макиавелли, который подвергает Платона купюрам. Во-первых, он пишет, что государство по устройству может быть только либо монархическим, либо республикой. Во-вторых, он довольно поверхностен в отношении возможности духовной власти, сводя все к укоренившимся религиозным обычаям(4). И оправдывает применение насилия, отдавая предпочтение закону, говоря, что «государи должны уметь пользоваться обоими способами» (5) - человеческим и животным, предлагая своего рода кентаврополитику для политической элиты.

Более того, он наделяет правителя свойством политического симулякра, говоря, что государи должны иметь личину, так как большинство судит о них по тому, чем они кажутся. И немногие бывают в состоянии отличить кажущееся от действительного (у Платона было разделение видимое и действительное). Макиавелли пишет, что правителю не нужно обладать хорошими качествами, необходимо показывать вид, будто он ими обладает. Далее следует рассмотреть основные идеи британской философско-политической школы. Томас Гоббс в "Левиафане", конструируя модель государства, отталкивается от тезиса изначально злой природы человека - "война всех против всех" и "человек человеку волк", что, безусловно, имело субъективный характер, связанный с состоянием смуты в Англии в то время. Общая идея "Левиафана" состоит в том, что народ отказывается от части своих естественных прав, заключает негласный общественный договор и передает полномочия небольшой группе лиц, т.е. государству для охранения свободного применения оставшихся прав. На правителя возложена задача механистического регулирования отношений между всеми людьми.

Эту линию ущербного социального редукционизма продолжает Иеремия Бентам, который сводит политические вопросы к поляризации двух инстинктов, что, по сути, является радикализацией идей манихейства (группа, в которую он входил вместе с Давидом Рикардо так и называлась - философы радикалы). Принцип пользы в обществе он выводит из собственного понимания человеческой природы. По Бентаму "природа подчинила человека власти удовольствия и страдания. Им мы обязаны всеми нашими идеями, ими обусловлены все наши суждения, все наши решения в жизни", эмпирическое же определение моральной справедливости было дано им с опорой на следующий тезис: «Природа отдала человека под власть двух знатных господ, боли и удовольствия. Только им одним указывать, что мы должны делать, и решать, что мы будем делать». Отсюда вытекает, что интересы отдельных лиц - это единственные реальные интересы в обществе.

Полный текст... К Четвертой Политической Теории: интервью с Аленом де Бенуа 5 авг 2011, 10:44
К Четвертой Политической Теории: интервью с Аленом де Бенуа

-В вашей новой книге уделяется много внимания критике либерализма как одной из главенствующих идеологий. После начала мирового финансового кризиса в Европе произошла определенная переоценка либеральных идей. Каковы шансы у европейского общества на адекватное переосмысление либеральных концепций? И возможен ли уход от западноевропейского логоцентризма?

-Экономический кризис, который разразился в Соединенных Штатах осенью 2008 года и быстро затронул весь остальной мир, несомненно, произвел некоторые изменения в коллективном сознании людей, но я не уверен, что он заставил их «переоценить либеральные идеи» по меньшей мере по двум причинам. Первая состоит в том, что связь, существующая между либерализмом, понятым в политическом и философском смысле и капитализмом пока еще ясно не осознается. Вторая состоит в том, что общественное мнение еще не до конца понимает природу данного кризиса. Многие придерживаются официального объяснения: кризис имеет-де преходящий характер и связан он с недостаточным регулированием финансовых рынков и большой задолженностью американских домохозяйств по кредитам (т.н. subprimes). Это объяснение не является ложным, но затрагивает лишь те причины кризиса, которые лежат на поверхности. Оно маскирует системный характер данного кризиса, затрагивающий общую структуру капитализма в том виде, в котором она складывалась в течение последних двух десятилетий. Нынешний кризис, который гораздо сильнее кризиса 1929 года, и который вовсе не закончился вопреки ряду утверждений, не является только финансовым кризисом. Его истоки находятся в той модели турбокапитализма, который сложился в конце 20-го века. Под ним я понимаю «постфордистский» капитализм, ведущий к снижению реальной заработной платы. Он оказывает давление на трудящихся двумя способами: с помощью акционирования и с помощью делокализации производств (это, в свою очередь, становится возможным благодаря глобализации) и тем самым снижает оплату труда, вызывая тяжелые социальные последствия.

Сегодня господствующая идея состоит в том, что нужно исправлять «эксцессы» последних лет для того, чтобы машина капитализма снова заработала в исправном состоянии. Можно привести сравнение: яблоко находится в корзине, но чтобы сохранить яблоко некоторые считают, что корзину также надо сохранить. На самом деле больна сама система. На самом деле мы не вылечим систему ни снижая бонусы трейдеров, ни закрывая «фискальные парадизы» (оффшорные зоны). Нужно подвергнуть сомнению всю систему, непрерывно производящую патологии, а вот это как раз и отказываются делать.

Не забывайте, что капитализм, как блестяще показал Карл Маркс, не сводится только к рыночным отношениям. Это режим накопления и сверхнакопления, состоящий из совокупности социальных отношений, в числе которых товарнденежные отношения, отношения заработной платы, опредмечивание (Verdinglichung) социальных отношений, вызванное фетишизмом товара. Сегодня доминирует не «слепота во время катастрофы» (Хайман Минский), но попытка отвлечь обывателя от истинных целей виновников кризиса. Сюда входят и призывы ко морали («нужно сделать капитализм более моральным»), и зрелищное использование «развлечений» с тем, чтобы отвлечь массы. Социальный наркоз, однако, носит временный характер. Индивидуумы не освободятся от товарного отчуждения до тех пор, пока получают от него выгоду. Но что будет, когда они эту выгоду перестанут получать?

-Что Вы думаете о попытках выработки новой политической теории? Например, четвертой, концепцию которой предложил А. Дугин?

-Я с большой симпатией отношусь к идее «четвертой тео- рии». Либерализм родился в 18 веке, коммунизм в 19-м, фашизм в двадцатом. Исторические формы этих идеологий показали их пределы. Кажется логичным, что двадцать первый век послужит к рождению четвертой теории. Нужно, однако, определить ее содержание. На мой взгляд эта теория должна обладать двойным характером. Во-первых, она должна быть адаптирована к реальности современного мира, и не должна основываться на ностальгических грезах, неактуальной аналитике и устаревшем концептуальном инструментарии. Мы живем не в эпоху национальных государств, которые были великими акторами эпохи Модерна, но в период «постмодерна», т.е. общин, сетей и континентальных империй. С другой стороны, четвертая теория должна превзойти три предыдущие в гегелевском смысле Aufhebung (снятия), в том смысле, что снятие означает одновременно синтез всех здоровых элементов, присутствующих в прошлых теориях.

Полный текст... Четвертый номос Земли, Четвертая Политическая Теория и критика теории прогресса 14 июн 2011, 23:15
Ален де Бенуа

Четвертый номос Земли, Четвертая Политическая Теория и критика теории прогресса (консервативная альтернатива либеральной глобализации)

Нет ничего более трагического, чем не знать того исторического момента, который мы переживаем в настоящее время. Когда человек не знает свой данный момент – исторический, он смотрит на настоящее с устаревшими концептуальными инструментами и о будущем он спрашивает, как будто бы исходя из перспективы прошлого, будучи не способным преодолеть прошлое и войти в настоящее. Каков же исторический момент, который мы сейчас переживаем? Это момент постмодернистской глобализации.

Вот уже двадцать лет назад пала Берлинская стена, и именно двадцать лет назад начала распадаться советская система. Это событие отметило как бы замыкающий момент целой цепи событий. Это конец послевоенного периода. Но также и конец двадцатого века. Очень был очень короткий век, который начался в 1914 или 1917 году и закончился в 1989 году. Но это – вместе с тем и конец гораздо более обширного периода времени, т.е. современности, Модерна, эпохи, которая начинает преобладать с конца Ренессанса, хотя имеет и более древние корни.

Модерн как социально-исторический мериод можно коротко охарактеризовать следующим образом: это время, которое характеризовалось буржуазным индивидуализмом, экономически - капитализмом, идеологией прогресса. В течение всего периода современности мы видим восхождение класса буржуазии, которая была носительницей ценностей, которые не являлись ни аристократическими, ни народными.

Идеология прогресса основывается на однолинейном понимании развития человечества, на идее, что все новое имеет ценность постольку поскольку это ново. Отсюда проистекает убеждение, что сегодня лучше, чем вчера. Исторические последствия этого - недооценка традиций прошлого и истории; кроме того, разрушение традиционных органических социальных структур.

Идеология прогресса – это идеология рационалистическая, пре- дающая большое значение технологии и науке, поскольку им внутренне присуще производить новое. В результате мы имеем исчезновение сакрального, обеднение традиций, обычаев. Это явление Макс Вебер назвал «расколдованный мир». Это -- царство расчета и количества. В нем количество заняло место качества. И поскольку человечество понимается здесь как нечто принципиально единообразное, то отсюда следует принудительная гомогенизация мира. Таковы в самых общих чертах основные свойства Модерна.

С постмодернизмом мы входим в другой мир. Прежде всего, речь идет о падении мета-рассказов (мета-нарративов) историцистского характера. Это - конец большой философии истории. И это - кризис идеологии прогресса. Будущее уже не несет лучезарных обещаний. Наоборот, оно несет неуверенность и беспокойство. Современники (как люди Постмодерна) смотрят в будущее скорее с беспокойством, чем с доверием. В тоже время качественно преобразуются социальные и политические формы общества.

Идея прогресса является одной из теоретических предпосылок Модерна. Не без причины ее часто называют «подлинной религией западной цивилизации». Исторически эта идея была сформулирована приблизительно в 1680 году в ходе спора «ревнителей древности» и «современников», в котором участвовали Террас сон, Перро, аббат де Сен-Пьер и Фонтенель. Она уточнялась по инициативе следующего поколения, к которому принадлежали Тюрго, Кондорсе и Луи-Себастьян Мерсье.

Полный текст... Конспирология | Sister Mercy | 18 апр 2011, 20:30
Sister Mercy

"Гуд бай, Америка! Тебя уже отпели!"

Американское общество является всего лишь полем безжалостной битвы в информационной войне между кланами глобальных элит

Из интервью и заявлений, сделанных американскими инсайдерами и публичными исследователями-аналитиками, несмотря на их казалось бы отчужденность от истеблишмента, можно сделать интересные выводы касательно реальной складывающейся в США ситуации. В этом материале будет уделено внимание довольно известным в США личностям: независимому ученому Джордану Максвеллу и священнику Линдси Уильямсу. Оба общественных деятеля в ходе интервью и телемостов активно рекламируют свои книги и DVD-диски с выступлениями и охотно держатся света рампы. Оба "работают на публику", любят яркие образы и факты, постоянно повторяют "Вы об этом не знали? Приготовьтесь: сейчас узнаете…". И оба, судя по всему, являются рупорами разных кланов мировой закулисы и осуществляют разную информационную политику, но имеющей близкие по сути цели.

Джордан Максвелл

Максвелл более 50 лет занимается древней историей, палеоуфологией, символизмом, тайными учениями и обществами и их влиянием на общество с целью управления им. Максвелл много выступает с лекциями, написал немало содержательных публикаций, записывает и распространяет видеолекции; активно сотрудничает с другими исследователями. Предположительно играет роль "авторитетного" дезинформатора от ротшильдовских / иудейских структур.

С конца 2009 года очень активно "наезжает" на Ватикан, обвиняя его во всех смертных грехах. При этом нигде ни словом не упоминает иудейские писания, фашистскую идеологию сионистов / хабадников, их методы управления и перспективные планы. Многие из приводимых им словесных конструкций и фактов очень увлекательны и занятны, благодаря чему успешно производится отвлечение внимания на ложные цели и подмена понятий.

Прогнозы Максвелла последних месяцев звучат примерно как "боюсь, Америку спасти не удастся", "у Америки не хватает мозгов, чтобы понять происходящее", "Америка заваливается и завалится быстро" и "скоро произойдет что-то ужасное".

Полный текст... Глобализация | Гейдар Джемаль | Манипулируемый хаос | Власть против человечества - современность как тотальная ложь | 17.11.2009 17 ноя 2009, 11:58
Гейдар Джемаль

Манипулируемый хаос

Власть против человечества - современность как тотальная ложь

Гейдар Джемаль - фигура, широко известная в узких кругах. Беседа с Гейдаром Джахидовичем состоялась в рамках проекта "Современная русская философия".

Вопрос: Гейдар Джахидович, как вы прокомментируете утверждение философа Александра Дугина о том, что в России нет никакого постмодерна, а главенствует археомодерн, когда архаика и модерн берут друг друга в плен, в результате чего происходит наложение керигмы (рациональное начало) на структуру (мифологическое начало)?

Гейдар Джемаль: Постмодернизм в истории современного интеллектуализма есть последний уровень обороны всемирного либерального клуба, вступившего в полосу кризиса.

Кризис либералов конкретно вызван тем, что господство спекулятивной воздушной экономики фактически «проело» реальные активы, и для дальнейших мобилизационных социальных процессов в мире просто нет ресурсов. Иными словами, модернизация огромной части человечества сегодня невозможна, потому что на это нет… не то чтобы денег - деньги можно напечатать! - нет реального капитала, который можно превратить в новое состояние миллиардов людей, живущих на мировой окраине.

Поскольку мобилизационный проект невозможен, постмодернизм декларирует крах проектного мышления. Грубо говоря, это как если бы импотент с видом мудреца сообщил бы публике, что с женщинами теперь спать не модно.

Однако в 2000 году, оттеснив либералов, которые по своей антропологической сути являются "чандалами" - деклассированной богемой, не чуждой креатива, - к власти в России пришли "бюрократы" - другой параполитический отряд деклассантов, представляющих собой, по сути, корпоративно организованных люмпенов.

Полный текст... Анархизм | Хаким Бей | Ислам и евгеника | Исламские иммигранты будут воевать на Севере против ценностей контртрадиции | 20.02.2008 20 апр 2008, 21:56
Хаким Бей

Ислам и евгеника

Исламские иммигранты будут воевать на Севере против ценностей контртрадиции

В персидской алхимии высшие стадии трансмутации называются черный свет (нур-и сиях) и зеленое / золото. Одни ставят выше первую, другие - вторую, но обе могут рассматриваться как манифестации друг друга. Черный свет есть ничто, но в тоже время это абсолютный свет, темная сторона Бога, Хаос и Древняя Ночь, Черное Солнце Полуночи, присутствие отсутствия, проявляющееся в виде света.

Зеленое / золото (цвета Пророка и философского камня, изумруда египетского герметизма) представляют другую половину теогонии Гесиода, Эрос и Гею-Страсть, зелень живого мира. Как сказано в хадисе, "три вещи в этом мире достойны внимания - вода, зелень и красивое лицо". Суфии считали, что черный свет - это прекрасное пятнышко, веснушка или родинка, на этом красивом лице. Черный, прекрасный.

Знамена революционного и эзотерического Ислама - черного и зеленого цветов. Есть и другая гамма - красный и зеленый, ибо известны таинственные слова Пророка: "Я пришел за черным и красным". Удивительно, ведь это цвета богини - на память сразу приходит обвинения византийцами мусульман в поклонении "голове Афродиты". Кроме того, это цвета анархо-синдикализма. Разумеется, это всего лишь совпадение.

Полный текст... Анархизм | Хаким Бей | Дурной глаз | "Обе постхристианские идеологии - капитализм и коммунизм - питаются завистью" | 29.02.2008 29 фев 2008, 12:46
Хаким Бей

Дурной глаз

Обе постхристианские идеологии - капитализм и коммунизм - питаются завистью

Дурной глаз - mal occhio - действительно существует. Современная западная культура приложила столько сил, чтобы вытеснить знания о нем, что мы стали принимать это явление за то, чем оно совсем не является. В результате Дурной глаз действует незаметно, вызывая в обществе приступы зависти. Зависть - активное проявление пассивной обиды. Она проецируется наружу через взгляд, через мимику и язык жестов, к которому большинство современных людей глухо или просто не осознает, что слышит его.

Магия такого рода действует лучше всего, когда мы не осознаем ее действия. Более того, известно, что обладатель Дурного глаза почти никогда об этом не знает. Он не является настоящим черным магом. Скорее это жертва, именно жертва, которая избегает порчи, передавая ее другим, как бы отражая ее.

Я заметил, что в традиционных обществах (по определению Бенжамина - в обществах "символического порядка", в отличие от "исторических" обществ), люди гораздо восприимчивей к языку жестов. Там, где нет телевидения и "ничего не происходит", люди наблюдают за людьми, люди "читают" людей. Прохожие на улице улавливают ваше настроение и по своему темпераменту вступают с ним в конфликт, находят равновесие или используют его. Я не знал об этом, пока не пожил в Азии.

Здесь, в Америке, люди чаще всего воспринимают тебя через "идею", которую ты проецируешь - через одежду, работу, должность, речь. На Востоке к своему удивлению ты часто обнаруживаешь, что собеседник реагирует на твое внутреннее состояние, даже если ты сам не отдаешь себе в нем отчета. Этот эффект похож на телепатию. В большинстве случаев это - действие языка тела.

Полный текст... Нонконформизм | 6 дек 2007, 14:19

"Дугин – понятие коллективное"

Выступление Александр Дугина на девятой международной выставке интеллектуальной литературы "Non-fiction 9" на презентации книги "Геополитика постмодерна"

«Геополитику постмодерна» следует воспринимать как новый учебник для высокого уровня понимания. Затрагиваемые в новой книге темы невозможно понять без знания основ тех концепций, которые я развиваю уже долгие годы. Примерно как высшую математику невозможно изучать, не познав алгебру и геометрию школьного курса. Одновременно «Геополитика постмодерна» - это и учебник для новых исторических условий, в которых мы живем.

Свой первый учебник по геополитике, который назывался «Основы геополитики», я писал в закрытом, секретном режиме, работая в Академии Генштаба. Он был составлен из документов, передававшихся руководству страны и различным политическим деятелям. Никакого действия они тогда не возымели. Поэтому в качестве своеобразного шантажа, в ответ на бездействие властей я издал этот секретный учебник открытым тиражом, после чего игнорировать геополитику стало невозможно. Ни тем людям, которые занимались этим профессионально, ни близким к власти, вообще кому бы то ни было.

Помощник тогдашнего президента России Бориса Ельцина Рюриков сказал мне: «Вы разглашаете наши секреты!». Но я разглашал секреты, которые фактически никто и не имел. Их попросту не осталось. Власть делала прямо противоположное тому, что было изложено в «Основах геополитики». Пока не пришел Путин, между геополитической теорией и властью существовала откровенная антитеза.

Теперь идеи, которые были описаны в этом учебнике, стали политической практикой, они стали почти банальностью. Сейчас практически в любом новостном выпуске, в любом политическом фильме на НТВ или «Первом канале» можно увидеть развернутые цитаты из «Основ геополитики». В самом начале, когда люди читали их первое издание, они крутили пальцем у виска и говорили: «Этого не может быть, это чушь». Потом уже они говорили: «Да, это интересно, но есть другие геополитики». Под этим, правда, подразумевалась куча плагиаторского барахла.

Полный текст...